Василий Прокопьевич, маленький бородатый старичок, работающий ночным сторожем в конторе, шел по поселковой улице, держась рукой за живот. В животе у него неприятно урчало и болело. Причиной желудочно-кишечного расстройства, в чем Прокопыч нисколько не сомневался, была бражка, которой его угостил Колька-тракторист, зашедший вечером к Прокопычу в контору.
До дома оставалось еще далеко, и Прокопыч почувствовал, что дойти не успеет. Зарослей крапивы поблизости не наблюдалось, высокие заборы огородов, тянувшие вдоль дороги, Прокопычу было не одолеть, а осрамиться на старости лет тоже не хотелось – мало ли кто мог появиться неожиданно на дороге или выйти из ворот. Внимание Прокопыча привлек большой деревянный ящик, который уже с неделю валялся на обочине дороги. Около ящика паслись гуси. Спугнув гусей, Прокопыч подбежал к ящику, по-молодецки сиганул в него и, сняв штаны, присел. Мимо кто-то протарахтел на мотоцикле.
Минут через пять, почувствовав облегчение, Прокопыч собрался встать, чтобы выбраться из ящика, но услышал чьи-то шаги. Сквозь щель в ящике он разглядел идущую по дороге свою соседку, бабку Нюру. В руках она несла авоську с хлебом. А навстречу ей шла бабка Куприяниха, любительница посплетничать да почесать языком. И как назло остановились они прямо напротив ящика, в котором сидел Прокопыч. Прокопыч пригнулся и замер. Куприяниха же с Адотьей завязали разговор.
«Эх, надо было сразу вылезти. Сказал бы, что, мол, ящик разбираю на доски – изгородь починить, — сидя, ругал себя Прокопыч, переваливаясь с ноги на ногу. – А то теперь вроде получается, что подслушивал. Вот чертова баба целый час языком молотит!»
Ноги у него затекли, но вылезать из своего укрытия Прокопыч не решался. «А то ведь насочиняет потом какую-нибудь гадость, — думал он. – Вон про Петра, своего соседа, набрехала на прошлой неделе: вроде как Петруха подсматривал в окошко, когда она в бане мылась. На черта она ему старая сдалась бы! У него своя баба – молодая, раскрасавица! Шел он домой огородами, пьяный, заплутал впотьмах – вот и заглянул в первое попавшее окошко. Господи, хоть бы машина какая проехала – глядишь, разошлись бы. И эта стоит уши развесила, слушает не наслушается! Сесть на задницу, что ли, так перемажусь весь в дерьме. О Господи!» Прокопыч почувствовал резкую боль в животе, и в тоже время правую ногу свело судорогой.
— У-у-у! – завалившись на бок, взвыл Прокопыч.
— Что это? – перекрестившись, спросила бабка Нюра. – Никак волк воет. Днем-то?
— Слышь, чего я тебе говорю, — затараторила Куприяниха, — вчера у Митрофановых поросенок пропал. Волки это, мужики говорят. В лесу жрать-то нечего стало, всю живность перестреляли, перетравили – вот они и шастают по поселку днем и ночью.
«Ну, я вам сейчас покажу!» — обрадовался Прокопыч и, набрав в себя побольше воздуха, завыл по-волчьи, громко и протяжно – недаром когда-то с ружьишком по тайге бегал.
Куприяниху с бабкой Нюрой как ветром сдуло, только авоська с хлебом осталась лежать на дороге.
Прокопыч же, кряхтя и постанывая, вылез из ящика. Оглянувшись по сторонам, он, с трудом переставляя затекшие ноги, вышел на дорогу и направился дальше, к своему дому. Вскоре навстречу ему показалась пара местных мужиков с ружьями. Сзади них семенила Куприяниха.
— Ты, дед, волка тут, случаем, не видал? – спросили они, когда поравнялись с Прокопычем.
— Видал. Выскочил вон из того ящика, ощерился на меня, зарычал, а потом как махнет через забор! Эх, ружьишка при мне не было!
— Ну, Прокопыч, наложил ты в штаны, однако, — рассмеялись мужики.
— Это я-то? Да вот, помню…
Мужики, не дослушав Покопыча, направились к ящику. Минут десять они чесали в затылках, заглядывая в ящик, переговариваясь и посматривая по сторонам.
— Это он поросятины обожрался митрофановской. Точно вам говорю. Они, Митрофановы, в корм поросятам какую-то лекарству добавляют, чтоб росли быстрее. А для организма эта лекарства очень вредная. Вот его и пронесло, волка-то! – тараторила Куприяниха.
После этого случая бабка Куприяниха уверяла всех, что видела громадного серого хищника на своем огороде, и жители поселка еще с месяц с опаской выходили из дома, а мужики держали наготове ружья.
Один лишь Прокопыч все это время безбоязненно ходил по поселку.